Девять принцев в Янтаре - Страница 14


К оглавлению

14

Я кивнул.

— Но вспомни, брат Кэвин, хоть я и не делал тебе ничего особенно хорошего, но никогда не причинял и особенного вреда. О, несколько шалостей, это я признаю. Но ты же помнишь, что в нашей семье мы лучше всех понимали друг друга, по крайней мере, не путали друг другу карты. Подумай. Кажется, я слышу шаги. Это или Флори, или служанка, так что давай говорить о чем-нибудь другом. Хотя нет… Быстро! Надеюсь, у тебя есть колода наших любимых фамильных карт?

Я покачал головой.

В эту минуту в комнату вошла Флори и сказала:

— Сейчас Камилла накроет на стол.

Мы выпили за это, и он подмигнул мне за ее спиной.

К утру тела громил исчезли из гостиной, на ковре не осталось ни одного пятна, окно казалось новым, а Рэндом объявил, что он "принял надлежащие меры". Я не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы расспрашивать подробнее.

Мы одолжили у Флори ее "мерседес" и поехали прокатиться. Окружающие окраины казались до странности измененными. Я не мог бы ткнуть пальцем в то, чего в них не хватало или что было нового, но чувствовал — что-то не так. Когда я попытался сообразить, что к чему, это вновь вызвало приступ головной боли, и я решил пока принимать вещи такими, какими они были.

Я сидел за рулем, Рэндом — рядом. Я небрежно заметил, что хотел бы опять вернуться в Янтарь — сказал просто так, чтобы посмотреть, как Рэндом отреагирует.

— Мне всегда было интересно, — ответил он, — хочешь ты мести честной и простой или чего-то еще, — он вернул шар обратно

— отвечай-не отвечай, если есть настроение. Настроение было. Я бросил коронную фразу:

— Я много думал, — сказал я, — и взвешивал свои шансы. Знаешь, может быть, я и "попробую".

Тут он повернулся ко мне (до этого он смотрел в боковое стекло машины).

— Наверное, у каждого из нас были такие амбиции или хотя бы — мысли. По крайней мере, у меня — были, хоть я и вышел из игры почти сразу. Честно говоря, игра стоит свеч. Я знаю, ты сейчас спрашиваешь, помогу я тебе или нет. Ответ: да. Я сделаю это хотя бы для того, чтобы подложить поросенка всем остальным, — и чуть помолчав — Что ты думаешь о Флори? Хоть как-то она нам поможет?

— Очень сомневаюсь, — ответил я. — Если все будет предрешено, она, конечно же, присоединится к нам. Но что в таком деле может быть предрешено?

— Или в любом другом, — вставил он.

— Или в любом другом, — согласился я, потому что ему казалось, будто я знал, чего добиваюсь.

Я боялся признаться, в каком состоянии моя память. Я боялся доверять ему, и поэтому не доверял. Мне так много надо было знать, и не к кому было обратиться с вопросами. Я немного поразмышлял об этом, пока мы ехали.

— Когда ты хотел бы начать? — спросил я.

— Как только ты будешь готов.

Вот я и дождался, и прямо в лоб, и непонятно, что с этим делать.

— Как насчет сейчас? — сказал я.

Он помолчал. Потом закурил сигарету, по-моему, чтобы выиграть время. Я сделал то же самое.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Когда ты возвращался в последний раз?

— Чертовски давно, — сказал я, — даже не уверен, помню ли дорогу.

— Хорошо, — сказал он. — Скорее всего, придется нам смываться с дороги раньше, чем мы вернемся в Янтарь. Сколько у тебя бензина?

— Три четверти бака.

— Тогда поверни налево у следующего угла, и посмотрим, что будет.

Я свернул налево, и тротуары, вдоль которых мы ехали, внезапно брызнули искрами.

— Черт! — сказал он. — Лет двадцать прошло с тех пор, как я шел здесь. Что-то слишком быстро я вспомнил то, что нужно.

Мы продолжали двигаться вперед, и я не переставал удивляться: что за черт! Небо блеснуло зеленым, потом розовым.

Я закусил губу, чтобы не ляпнуть лишнего.

Мы проехали под мостом, и, когда выехали с другой стороны, небо вновь обрело нормальный оттенок, но теперь со всех сторон нас окружали мельницы, большие и желтые.

— Не беспокойся, — быстро сказал Рэндом. — Могло быть и хуже.

Я заметил, что люди, мимо которых мы проезжали, были одеты довольно странно, а дорога была из кирпича.

— Сверни направо.

Я свернул.

Пурпурные облака закрыли солнце, начался дождь. Молния прошествовала по небесам, и небеса заворчали. Щетки дворника работали на полную мощность, но помогали мало. Я включил фары и еще больше сбросил скорость.

Я мог бы поклясться, что мы проехали мимо скачущего навстречу всадника, одетого в серое, с поднятым воротником и низко опущенной под дождем головой.

Затем облака распались, и мы выехали на морской берег. Высоко вскидывались волны, и огромные чайки низко проносились над ними. Дождь прошел, и я выключил дворники и фары. На этот раз дорога была из щебенки, но этих мест я не узнавал вовсе. В боковом зеркальце я не видел позади города, который мы проехали. Я крепче сжал руль, когда мы неожиданно промчались мимо виселицы, на которой болтался подвешенный за шею скелет, время от времени покачиваемый порывами ветра.

Рэндом по-прежнему продолжал курить и смотреть в окно, а дорога сошла с берега, заворачивая на невысокий холм. Травянистая равнина без единого деревца уносилась направо, а слева пробегал ряд холмов. Небо потемнело, заполнилось мерцающей голубизной, словно прозрачный бассейн, укрытый и затененный. Я не мог припомнить, что когда-нибудь видел такое небо.

Рэндом открыл окно, чтобы выбросить окурок, и ледяной ветерок пахнул мне в лицо. У ветерка был морской привкус, соленый и острый.

— Все дороги ведут в Янтарь, — сказал Рэндом, словно это было аксиомой.

Я вспомнил, что днем раньше говорила Флори. Мне не хотелось выглядеть тупицей, утаивающим важную информацию, все равно я должен был сказать Рэндому то, что знал, ради безопасности, не столько его, сколько моей.

14