Для чего она могла пригодиться?
Я слышал рассказы об узниках, которые прокапывали подземные ходы самыми идиотскими предметами, такими, как, например, поясная пряжка, которой я не имел, и тому подобное. Но у меня не было времени на подвиги графа Монте-Кристо. Я должен сбежать в течение нескольких месяцев, иначе мои новые глаза мне не пригодятся.
Дверь в основном была деревянной. Дуб. Обтянута она была четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая
— по низу, над воротцами для пищи, а две остальные шли перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного квадрата — оконца в фут размером. Дверь открывалась наружу, и замок ее был слева от меня. Память подсказала, что толщина двери была два дюйма, и я помнил, в каком месте находится замок, что и подтвердил опытным путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение. Я знал, что снаружи дверь задвигалась на крепкие засовы, но об этом я могу позаботиться и позже. Может быть, мне удастся приподнять засов, пропихнув ручку ложки, между краем двери и косяком.
Я встал на матрас коленями, ручкой ложки очертил квадрат вокруг того места, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука у меня чуть не отвалилась от усталости — наверное, часа два. Затем я потрогал пальцами поверхность дерева. Я добился немногого, но это было только начало. Я взял ложку в левую руку и продолжил работу, пока эта рука тоже не заныла.
Я надеялся, что появится Рейн: я был уверен, что если буду достаточно настойчив, мне удастся уговорить его оставить кинжал. Однако он не появлялся.
Я работал день за днем, пока не вгрызся в дерево на полдюйма. Каждый раз, когда я слышал шаги стражника, я убирал матрас на прежнее место в дальний угол и укладывался на него спиной к двери. Когда стражник проходил, я возобновлял работу. Затем пришлось прервать работу, несмотря на мою злость. Как я ни заворачивал руки в клочья одежды, кожа все равно покрылась пузырями, которые затем лопнули, и, в конце концов, я стер их в кровь. Пришлось сделать перерыв, пока раны не зажили. Я решил посвятить время отдыха составлению планов того, что я буду делать после побега.
Когда я прорублю дверь, я подниму засов. Шум от его падения, конечно, привлечет стражников. Но к этому времени меня в камере не будет. Пара хороших ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с замком — там он и останется. Я открою дверь и окажусь лицом к лицу со стражником. Он будет вооружен, а я безоружен. Мне придется его убить.
Может, он будет слишком самоуверен, зная, что я слеп. С другой стороны он будет бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в Янтарь. В любом случае он умрет. И тогда я буду вооружен. Я схватил себя левой рукой за правый бицепс, и пальцы мои сомкнулись. Боги! Я весь высох! Но что бы там ни было, во мне текла кровь принцев Янтаря, и я чувствовал, что даже сейчас я смогу убить любого обычного человека. Может, я и тешил себя, но попробовать стоит.
Затем, если это мне удастся, то на пути к Образу ничто не остановит меня, вооруженного клинком. Я пройду Образ, а добравшись до центра, перемещусь в мир любой Тени, который сочту нужным. Там я восстановлю силы, и в следующий раз не буду торопить события. Даже если это займет сотню лет, я подготовлю все как следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Янтарь снова. Ведь в конце концов, формально я здесь — правитель. Разве не я короновал себя в присутствии всех, прежде чем это успел сделать Эрик? Я сделал отличную заявку на трон!
Если б была возможность уйти в Тень прямо из Янтаря! Тогда не пришлось бы возиться с Образом. Но мой Янтарь — центр всего сущего, и из него не так-то просто уйти.
Через месяц мои руки полностью зажили, и от усердного ковыряния на них наросли жесткие мозоли. Работая, я услышал шаги стражника и переместился к дальней стене камеры. Раздался слабый скрип, и моя пища пролезла под дверь. Затем опять раздались шаги, на этот раз удаляющиеся.
Я вернулся к двери. Я знал, что будет на подносе: ломоть плесневелого хлеба, кружка воды и, если повезет, кусок сыра. Я устроил матрас поудобнее, встал на колени и ощупал пальцами сделанную дырку. Я уже выдолбил больше половины. Затем я услышал смешок.
Он шел из темноты за моей спиной.
Я повернулся, и мне не нужно было глаз, чтобы знать: в камере был кто-то еще. Слева у стены стоял человек и ухмылялся.
— Кто здесь? — спросил я, и мой голос звучал странно. Я понял, что это первые слова, которые я произнес за много дней молчания.
— Удрать, — произнес кто-то, — хочет удрать.
И опять — смешок.
— Как вы сюда попали?
— Прошел.
— Откуда? Как? — я зажег спичку, и глазам стало больно, но я не погасил ее.
Это был человек небольшого роста. Можно сказать, крошечный. Меньше пяти футов и с горбом. Борода и волосы его были столь же длинны, как и у меня. Единственное, что резко выделялось в этой гуще волос — длинный крючковатый нос, да еще почти черные глаза, блестящие в свете спички.
— Двэкин! — сказал я.
— Это имя мое, — снова ухмыльнулся он. — А твое?
— Неужели вы не узнали меня, Двэкин? — я зажег еще одну спичку и поднес ее к своему лицу. — Смотрите. Забудьте волосы и бороду. Добавьте сотню фунтов. Вы рисовали меня для нескольких карточных колод.
— Кэвин, — сказал он после недолгого раздумья. — Я тебя помню. Да.
— Я думал, что вас нет в живых.
— А я жив. Вот видишь? — и с этими словами он сделал пируэт. — А как твой отец? Давно ты видел его? Это он засадил тебя сюда?
— Оберона больше нет, — ответил я. — В Янтаре правит мой брат Эрик, и я — его узник.